Прионежье: вепсский берег

Этот участок берега Онежского озера прекрасен отсутствием асфальтовых дорог и еле живым паромом через Свирь, но настоящих любителей это не пугает. Потому что это единственный шанс увидеть деревянный погост XVII века, центральное село исчезающих вепсов и стелу с кадров мэтра Прокудина-Горского.
Заканчивая наш отпуск, мы должны были стартовать в Нижний Новгород прямо из Петрозаводска. Сначала были мысли, что следует ночевать на полпути в Вологде, но мы от них отказались. Поехать в объезд, через Олонец и Лодейное поле тоже не хотелось. Решили, что поедем вдоль озера и сразу в Нижний. Здорово ж замкнуть кольцо – за время поездки мы успели побывать в Вытегре, Пяльме, Кондопоге, Кижах и самой столице Карелии.
Позавтракали и выехали из Петрозаводска. Дорога идет вдоль западного берега Онеги. Асфальт битый, машин очень мало. Попадаются пригородные садовые товарищества, карьер. Вскоре асфальтовая дорога обрывается, и начинается пыльный грейдер. Автобусов или каких-то признаков общественного транспорта не встретили за полдня вообще. Потом попалась в интернете информация, что автобус тут бывает раза три в неделю, а весной дорогу вообще подтапливают реки. Осмотреть эту местность можно только на личном авто или велосипеде – тут даже попуток не дождешься.
Этот берег Онеги – вепсский. Вепсы – коренное население Северного Межозерья — района, расположенного между тремя озерами: Ладожским, Онежским и Белым. Ранее, правда, ареал расселения вепсов был более обширным, а сейчас от него остались лишь отдельные островки в Ленинградской и Вологодской областях, а также в Карелии. В отличие от мери, муромы и прочих финно-угров вепсы еще не растворились, идентифицируют себя, хранят традиции, разговаривают на своем языке и даже учат языку детей в школах. Хотя надо сказать, что настоящих вепсов очень мало – советские годы с их угнетением вепсской культуры сыграли свою роль – язык помнят в основном старики. До 2005 года в составе Карелии была особая административная единица — Вепсская национальная волость.
Вепсская волость охватывала совсем небольшое пространство — 820 км2. На территории волости проживали всего лишь 3,6 тысячи человек, из них вепсы составляли 44% – то есть около 1,6 тысячи человек. Эта земля, несмотря на относительную близость к Петрозаводску, даже по карельским меркам считается «медвежьим углом»: дороги тут только проселочные, а единственная автомобильная дорога, то есть та, по которой мы и ехали – пыльный грейдер. Трасса полутупиковая: она не имеет мостового перехода через Свирь, а в Вознесенье (Ленинградская область) действует только паромная переправа. Как-то попрочнее связать Карелию с Вологдой и Поволжьем тут никто не собирается. И живут вепсы на своем тихом берегу без всякого трафика.

На указателях – Ужесельга, Педасельга, Ерошкина Сельга. Сельга — по-фински “спина”, или “кряж, хребет”. В Карелии этим термином называют характерные для этих мест грядообразные формы рельефа – моренные гряды. Тут попадаются сухие сосновые боры. А особенно выдающиеся сельги имеют собственные названия и бывают увековечены в именах населенных пунктов.
Центр бывшей волости – Шелтозеро. Делаем первую остановку. В отличие от большинства схожих карельских топонимов (Кончозеро, Ледмозеро, Юшкозеро), никакого озера с аналогичным названием в окрестностях села нет. Рядом лишь одно озеро — Онежское, но выходит Шелтозеро на него не центром своим, а дальними окраинами. Даже пристань, которая из-за отсутствия в обозримой близости железной дороги играет довольно важную роль, находится в 4 км от границы села.
Шелтозеро (а местные жители совершенно отчетливо произносят Шолтозеро) как поселение известно с 1543 года. По-вепсски село называется Soutary, это название происходит от финно-угорского глагола «грести». Исследователи полагают, что до центра села раньше можно было подняться из Онего-озера по небольшой речушке Шелтозерке на лодке.
В Шелтозере есть вепсский музей, который мы не чаяли встретить открытым. А он был открыт! Мимо этого здания вы не проедете.

Музей основал в 1967 году энтузиаст-краевед, вепс по национальности Рюрик Лонин. Для размещения разросшейся экспозиции десять лет назад был выбран построенный в середине XIX века большой двухэтажный дом, ранее принадлежавший местному зажиточному крестьянину Мелькину, которого на русский манер все норовят обозвать Мельниковым. В Вепсском этнографическом музее представлены три крупных тематических раздела: «История, быт и хозяйство прионежских вепсов», «Интерьер крестьянской избы конца XIX—начала XX века» и «Хозяйственный двор». Сейчас появилась и выставка «Культура современных вепсов».
Заходим.
На часах – обед. Мы слишком долго тащились по грейдеру. Но нам там были рады. И плюсом к копеечным билетам мы получили вепсское гостеприимство. Экскурсовод по имени Евгений отложил свой обед и пригласил нас в экспозиции. Он вепс и знает родной язык. В ответ на просьбу сказать что-нибудь на вепсском, произносит несколько фраз. На наше нетренированное ухо – речь почти как финская. Внешне – типичный представитель этого народа: рост выше среднего, светловолос, голубоглаз. Об экспонатах знает все и может бесконечно отвечать на вопросы 🙂
Некоторые вещи из вепсского быта – почти как наши родные на берегах Волги. Ну, а некоторые удивляли. Изображенный кусок деревяшки – карта побережья.

Вообще, говорят, что после дождя тут на дорогах редкое явление – малиновые лужи. А потому, что на вепсском берегу Онеги расположены каменоломни, где добывают малиновый кварцит. Этим камнем одета Красная площадь в Москве. Из этого же кварцита сделан саркофаг Наполеона. Ирония судьбы – Россия сама не сдалась, а вот камешек под последний приют Бонапарту выделила.

Лично мне понравилось в вепсской избе. Огромное количество интересных деталей. Обратите внимание на ручки самовара 🙂
Кстати, тут экскурсовод решил нас испытать и загадал загадку. Видите на фото деревянную круглую штуку, похожую на ракетку для настольного тенниса? Мол, что это такое, для чего и под рукой какого члена семьи она была во время обеда? 🙂
Ха! Вепсский экскурсовод не знал, с кем связался! 🙂 Это доска для резки мяса из варева. Мясо резал и делил отец. В моей семье по этим правилам еще папка вырос 🙂 Угадала вопщем 🙂

Деревянная мебель, местами крашеная, очень напомнила мне обстановку северных домов в Нижегородской области. Такие шкафы до сих пор еще в обиходе.

Вепсы, конечно, крещеные, православные. Но язычество в них так и сквозит. В бывшей вепсской волости – три священных рощи. А вепсские колдуны – нойды – до сих пор самые сильные на Русском севере 🙂 Из вепсской бытовой магии мне все показалось знакомым – так всегда делала бабуля 🙂 Вот немного и вам. После посещения кладбища умыть лицо и вымыть руки проточной холодной водой. Нельзя смеяться в последний час перед сном. Нельзя брать воду из источника в ночи. Хочешь, чтобы скотина в доме водилась – выдери клок и вруби топором в порог. И еще несколько причуд 🙂 А вот иконы в вепсской избе покрыты полотенцем с вышивкой, которая сплошь состоит из языческой символики.

Вепсские интерьеры. Рукомойник.

Кухонный уголок. Икея курит – многофункциональной мебель была уже тогда. Столик – это крышка клетки для домашней птицы. Чтобы та неслась даже зимой – ее брали в избу.

Зыбка для младенца. Висит на гибкой жерди – ее называли очеп. Делали очеп обычно из молодой березы – доброе дерево, гибкое и пружинящее. Жердь продевали в кольцо, вбитое в бревно, перекрывавшее избу – матицу. Матица, кстати, тоже магическая часть деревянного избяного мира 🙂

Ну, а тут все понятно 🙂

Дети приобщаются к вепсскому быту.

Рядом с кроватью не ночной горшок, а самые настоящие ходунки!

И вроде все привычно в этом кадре, но вепсский дом отличался тем от русского, что стол ставили не под красным углом, а вдоль передней стены.

Экскурсовод показывает нам погремушки столетней давности.

Еще немного обстановки. Моя любимая тема – сундучки 🙂

Холодная клеть. Поспать в жаркий полдень, например. И выставка старых корзинок.

Элемент ткацкого станка – символы солнца и засеянного поля.

Разухабистый экипаж 🙂

Вепсские костюмы.

И тут же рядом – современное искусство вепсских и околовепсских художников. Запечатлела некоторые работы. Авторство забыла.

Мне понравилась вот эта картина. Художник написал ее по своему сну. Храм, как в Кондопоге, на берегу Онеги же. Только поля там нет.

Тут тоже какие-то религиозные мотивы.

Прекрасный портрет в национальном костюме.

На этом экскурсия закончилась. Было увлекательно – будете проезжать мимо – непременно заезжайте. Мы на прощание повнимательнее осмотрели дом. Красивейший! Картуши на окнах, взвоз, солярные знаки на полотенцах. Чудом на Кижи не увезли.

Продолжаем ехать вдоль берега Онеги. Вокруг – добыча камня, пыль.

Попадаются указатели населенных пунктов с дубляжом на вепсском.

Наша следующая остановка – Гимрека. Это уже Ленинградская область. Местные говорят Хемрека – от вепсского “хем” – “родня, свой”. Упоминается в 1496 году в Оштинском погосте, как деревня на Хем-реке, Гиморецкой вотчины Антоньева монастыря. В Гимреке мы сворачиваем направо и поднимаемся по холму – на погост в его кладбищенском смысле. Потому что тут стоит достопримечательность – Гиморецкий погост XVII – XVIII веков постройки. Рождественская церковь датируется 1659 годом. У нее есть колокольня и деревянная ограда.

При храме кладбище с недавними захоронениями, и потому есть дорожка.

Даже не верится, что это все имеет отношение к допетровской эпохе. Тихий погост на холме у Онеги уже стоял, а страну трепали ветра истории. Невероятно.

Мы вошли в ворота.

Вид на ворота со стороны кладбища.

У церковки шикарное крыльцо. Все пространство погоста занято могилами.

Колокольня. Она имеет простое строение: снизу четверик, причем довольно низкий – всего чуть выше ограды, а на нем – высокий восьмерик, увенчанный площадкой звонов и крытый шатром с главкой. В 1974-1976 гг. в ходе реставрации колокольня была полностью разобрана. Утратившие несущую способность нижние венцы основания и подшатровое крепление заменены точно такими же. Колокольню заново покрыли тесом, восстановили резное убранство: подзоры, полицы, столбы звона и вход. При восстановлении памятника колонки и фронтончики входа, исказившие произведение народного зодчества, не возобновлялись.

Носики-водометы – все как в кижских храмах.

Мы поднялись на крыльцо, но храм был закрыт.

А вот сама Рождественская церковь. Рождественская церковь относится к типичным образцам распространенных в Обонежье шатровых храмов. Прямоугольная в плане клеть четверика поднимает на значительную высоту два поставленных друг на друга восьмерика, служащих основанием шатра. Стройный шатер покрыт тесом и увенчан цилиндрической шеей с главкой-луковицей. По стародавней традиции и шея, и главка покрыты лемехом.

Кстати, судя по фотографиям на ресурсе Соборы.ру, внутри трапезной Рождественской церкви стоят такие же столбы, как в храме Кондопоги. Как говорил там экскурсовод – это Макошь с тремя поясами и руками, воздетыми к небу, призывающими дать силу. Только тут столбы некрашеные и подновленные, а через них идут лавки.

Фото с сайта sobory.ru. Автор фото JohnIngham.

Некоторые иконы из иконостаса церкви находятся в Русском музее.
Так как тут тесно от могил, с точками съемки даже любительской, проблема. Это ограда – она тоже входит в комплекс памятника.

Когда мы выходили обратно, створки ворот были раскрыты так, будто кто-то вышел отсюда перед нами. Но мы никого не видели.

Еще раз бросаем взор на старинную красоту.

После Гимреки мы приблизились к узкому месту прибрежной дороги – переправе через реку Свирь делящую село Вознесенье пополам. Изначально деревня Вознесенье носила название Намойные Пески. Название населённого пункта происходит от находившегося на правом берегу Свири Вознесенского монастыря (действовал с 1563 до 1764 года).
Моста тут нет. Есть паром, который перевозит страждущих только в светлое время суток и раз в час. Периодически ломается, что пугает – придется тут ночевать или давать крюк в сотни километров. Встаем в очередь из автомобилей, ожидаем переправы. Жара. В местном магазинчике нет ни воды, ни лимонада, а мороженое – только самое простое, в вафельном стаканчике. Берём!

Вдалеке над Онегой гремит гром.

Наконец, пришел паром. Мы погрузились. За переправу тут берут деньги. А вот в Крохино, где понтончик толкает буксир, денег не берут. Хотя все равно копейки.

Дети всматриваются в бурление свирьской воды.

Вид в сторону Онеги.

Во время заплыва нам объявили, что у парома что-то сломалось, а потому он развернется к берегу и съезжать на сушу все будут задом наперед. Народ тут привычный – главное, что паром ходит, а остальное преодолимо.

Выгружаемся.

Казалось бы, теперь можно было спокойно продолжать путь вдоль Онеги. Но у нас на этом берегу Вознесенья было дело.
Кстати, вы читали рассказ Паустовского “Колотый сахар”? Он короткий, как в учебнике по чтению за третий класс. Прочтите. Это про добрых людей и про Вознесенье. Немного цитат:

“Северным летом я приехал в городок Вознесенье, на Онежском озере.
Пароход пришел в полночь. Серебряная луна низко висела над озером. Она была ненужной здесь, на севере, потому что уже давно стояли белые ночи, полные бесцветного блеска. Длинные дни почти ничем не отличались от недолгих ночей: и день и ночь весь этот лесной низкорослый край терялся в сумерках…
Неверное лето всегда вызывает тревогу. Оно очень непрочно. Его небогатое тепло может внезапно иссякнуть. Поэтому на севере начинаешь ценить каждую едва ощутимую струю теплого воздуха, ценить скромное солнце, что превращает озера в зеркала, сияющие тихой водой. Солнце на севере не светит, а просвечивает как будто через толстое стекло. Кажется, что зима не ушла, а только спряталась в леса, на дно озер, и все еще дышит оттуда запахом снега…”

Разве не чудесно? 🙂
А дело наше состояло в том, чтобы найти место, которое запечатлел мастер цветного фото в царской России Прокудин-Горский.

С. М. Прокудин-Горский. Монумент в память открытия Онежского канала. [Вознесенье.] 1909 год.

На цоколе обелиска две надписи:

“Онежский канал сооружен повелением государя императора Николая Павловича в 1851 году.”
“Канал сей сооружен в управление путями сообщения и публичными зданиями генерал-адъютанта графа Клейнмихеля.”

Сам монумент установлен в 1855 году. Ясное дело, что надписи, золоченый двухглавый орёл и прочие атрибуты могли до нас не дожить. А потому информация о том, что монумент так и стоит на своем месте, нами была воспринята с восторгом. Мы начали искать его. Свернули в убогие дворики, поближе к воде, и вот он перед нами. Да, уже не в прежней красе. К тому же кому-то в голову пришла светлая мысль покрасить каменный столб голубой краской.

А вот канал сам.

Немой свидетель времен, когда Вознесенье было благополучным городком на водном пути внутри России, а не сгустком обшарпанных двухэтажных бараков, которые теперь смотрятся в воду бывшего канала и реки Свири.

Вот каким был городок.

С. М. Прокудин-Горский. Вид на Вознесенье. / [Вид на Вознесенскую Пристань.] 1909 год.

Теперь мы покидали Вознесенье – день клонился к вечеру, хоть и был долго светлым под северным небом.
“Днем я уехал из Вознесенья в Вытегру. Маленький пароход “Свирь” шел по каналу, задевая бортами за плакун траву, разросшуюся по берегам.
Городок уходил в солнечный тусклый туман, в тишину и даль летнего дня, и низкорослые леса уже охватывали нас темным кругом. Северное лето стояло вокруг – неяркое, застенчивое, как светлоглазые здешние дети”, – писал Паустовский в “Колотом сахаре”.
Вот и мы продолжили путь в сторону Вытегры.
Там нас ждал плохой грейдер и разбитый асфальт. Из-под колес впередиидущих машин летел щебень. Догнали парочку соседей по парому – они уехали вперед, пока мы искали монумент. Обе машины пробили колеса. Нам везло. А вокруг – край болот и речек. Одним словом – Прионежье.

Проехали пару интересных деревень, но не стали останавливаться, чтобы сфотографировать их, о чем жалею. В Мегре дома стоят по берегам реки и смотрятся в ее синь. У каждого дома – лодка. Завораживающее зрелище. А в Палтоге – остатки каменного и деревянного храмов. Стоят села на Архангельском тракте. Дорога и сейчас так называется. И асфальта пока не знает.

Проехали шлюзы на Волго-Балтийском канале и выехали на вологодскую автодорогу.
Поужинали в придорожном кафе у заправки, не доезжая до поворота на Кириллов. И тут же решили, глядя на закатное солнце, что несколько раз бывали в Кирилло-Белозерском монастыре, а Горицкий, что всего в пяти километрах от него – не видели ни разу! Конечно, когда же еще его посещать, как не на закате по дороге в Нижний Новгород? Отпуск кончался и потому рванули 🙂
Когда доехали до Воскресенского Горицкого монастыря, хватая солнышко за закатный луч, дети уже спеклись и откровенно дремали. Они не стали даже выходить из авто, а себе мы в прогулке не отказали.
Стоит сказать, что старинная обитель не такая везучая, как ее брутальный сосед Кирилло-Белозерский монастырь – она в ужасном состоянии. Что-то подновили, а в другом месте стена упала.

Основан монастырь в 1544 году княгиней Евфросиньей Андреевной Старицкой, которая была к тому же еще и тёткой Ивана Грозного. Сначала милуя родню, потом царь уличил в заговоре как кузена, сына княгини, так и саму тётю. В 1563 году она была пострижена в монахини и оказалась в собственноручно основанной обители. Княгине разрешили жить в монастыре так, как та сама хотела. То есть это было не строгое и почти тюремное заключение. Ефросинья известна своей златошвейной мастерской, устроенной ею сначала в княжеской усадьбе, а затем перенесенной в Горицкий монастырь. Сохранилось 12 её работ, шесть из которых находятся в собрании Русского музея. Вот фрагмент плащаницы Старицких. Тончайшая работа.

Все кончилось в октябре 1569 года. Сына Ефросиньи и всю его семью убили царские слуги. В монастыре появились высланные царем же палачи. Они схватили царскую тётку, а также царскую же сноху Иулианию – вдову родного брата Ивана Грозного – Юрия. Если с пожилой княгиней все было понятно, то за что схватили почитаемую царем вдову – непонятно. Она жила в Горицком монастыре в почитании и, возможно, как писал Карамзин, заслужила кару своими слезами по жертвам царского гнева. Обоих женщин утопили в холодной осенней воде реки Шексны.

Вообще, Горицкий монастырь много женских слёз видел. А дамы – как на подбор княгини да царицы! Как невыразимо трудно было им оказаться тут, оставив свои терема, родных и близких, потеряв всё…
В 1575 году Иван Грозный заключил в монастырь под именем Дарья свою четвёртую жену, Анну Колтовскую. Он прожил с ней всего четыре месяца и поспешил сослать – видимо, разонравилась, хоть и выбрана была самим царем на смотринах боярских дочек. А уговорить церковных иерархов на разреение четвертого брака стоило царю множества хлопот. Есть сведения, что часть своего более чем пятидесятилетнего монашества бывшая царица провела в Горицах.
В 1591 году после убийства в Угличе царевича Дмитрия мать его, Мария Нагая была сослана в Николовыксинскую пустынь, а затем в Горицкий монастырь под именем Марфа. В память об убитом сыне она возвела придел при Воскресенском соборе.
В 1606 году Лжедмитрий I выслал в Горицкий монастырь Ксению Годунову, дочь Бориса Годунова, там она была пострижена под именем Ольга.
В 1739 году в монастырь была насильно привезена молодая знатная девушка. По мнению некоторых историков, это была Екатерина Долгорукова, несостоявшаяся жена императора Петра II.

Мы решили заглянуть внутрь обители, на территории которой расположены жилые дома, больше похожие на бараки. Если смотреть не только на архитектуру, то увидишь море грязи под ногами, заросли крапивы, битые бутылки. Беда, конечно.

Единственный благоустроенный участочек – насквозь проходной дворик. Воротца настежь.

И если аборигены вели себя тихо, а возможно, уже и спали, то представительницы возрождающейся обители не дремали, а потому сумели в полный рост блеснуть человеколюбием, незлобивостью и смирением – словом, всем пучком полезных качеств, которые культивируются в таких заведениях, как монастырь. Из окна здания с крестом на крыше высунулась дама и пообещала спустить на нас цепного пса, который как раз залился лаем. Свое обещание она сдобрила приличным количеством мата…
Нам после Русского севера с умными молчаливыми собаками ситуация показалась неадекватной, и мы ушли на берег Шексны.

Там было светлее, чем внутри монастырских стен. И приветливее.

Время уже было 10 часов вечера.

Шекснинские ворота монастыря – самые главные.

А вот монастырь на фото Прокудина-Горского – он побывал и тут.

Троицкий Собор Горицкого монастыря. Фотография Прокудина-Горского, июль 1909.

И тут закатный час подарил нам незабываемое зрелище – гонки двух сухогрузов Волго-Дон и Сталинград.

Оба прошли очень близко от нас и монастыря.

В 23 часа мы стартовали от Горицкого монастыря в Нижний Новгород.
Ночи в начале июля и в наших широтах краткосрочны. А уж ясные – тем более. Только на западе небо отполыхает, как на востоке уже начинает разгораться уголек зари. В небе болталась какая-то неуместная луна – как бельмо на ясном глазу. В полях ходили седые силуэты тумана.

Единственным происшествием можно считать нашу остановку из-за взмаха полосатой палочки в окрестностях Вологды. Глубокой ночью гаишник вежливо предупредил нас, что на трассе полно лосей. После Вологды мы проскочили по объездной Ярославль, проехали насквозь необъезжаемое Иваново и в шесть утра упали в свои забытые за время двенадцатидневного отпуска кровати. Путь от Петрозаводска до Нижнего Новгорода мы преодолели за 18 часов со всеми приключениями.
Русский север прекрасен.