Кижи: остров Русского Севера

Русский Север, хоть и тает от бега времени, еще богат на хрупкие сокровища и загадки. Величественные тройники в деревянном кружеве, когда-то многолюдные погосты, крестьяне-сказители с их былинами, мать-утка на коньке избы и, конечно, топор под лавкой. Все это бережно собрано на онежском острове Кижи, о котором, конечно, все знают, но даже название говорят неверно 🙂
Приехать в Карелию и не увидеть Кижи – грешно. Это же ЮНЕСКО, жемчужина севера, потрясающая архитектура, пример впечатляющей гармонии рукотворного и природного. Ну, и еще куча эпитетов, ради которых судорожно намечаешь в маршруте своего карельского путешествия Петрозаводск – единственную точку на карте, откуда можно организованно и официально добраться до острова. Остаются, конечно, частные извозчики на катерах разной степени мощности и комфорта, которые возят туристов-дикарей из прионежских поселков. Координаты некоторых легко ищутся на просторах интернетов. Но мы были в числе большинства, остановились в Петрозаводске и запланировали осмотр музея под открытым небом в составе таких же туристов, как и мы сами.
Писать про Кижи – вообще дело неблагодарное. Я не расскажу вам ничего нового. И даже фотографии будут жалким повторением примелькавшихся кадров. Поэтому я огорошу вас житейским.
Первое. Вся Россия произносит название острова-музея неправильно.
Мы все ставим ударение на последний слог, а местные карелы и вепсы – на первый, что и считается единственно верным вариантом. Добрые филологи, конечно, считают произношение уже вариативным, но это просто поблажка ради масштабов языкового бедствия: всю страну не переучить.

Кстати, происхождение названия острова тоже до конца неизвестно. Есть вепское слово kiz — “водяной мох”. И есть тоже вепское, а также разом карельское и финское kiši — “игрище, место для игр, праздников”. Вы удивитесь, но тема погоста лучше сочетается именно со вторым значением – “место для игр и праздников”. Потому что погост в старину – это место торга. Просто площадка, куда приезжали гостить, торговать, меняться товаром, веселиться. Это место ярмарки. Потому в старину “гость” – это купец. Потом уже на местах торга рубилась церковь, домики притча, и по логике жизни возникало кладбище. Сейчас, когда ярмарок уже нет, церкви тоже не везде сохранились, а могильные камни еще присутствуют, погост уже употребляется именно в значении последнего приюта. Хотя, теперь вы знаете правду 🙂
Второе. Кижи – это дорого для подавляющего большинства россиян.
Съездить на остров Кижи старым перекрашенным в ядовито-зеленый цвет “Метеором” или “Кометой” из Петрозаводска – это всего час пути в одну сторону. Но поездка займет большую часть дня, так как сама экскурсия занимает около трех часов. Еще около часа вы потратите на самостоятельное разглядывание красот и налет на сувенирные лавки или кафе у причала. И еще час потратите на водную дорогу назад. Итого порядка шести часов.

Надо сказать, что счастье увидеть Кижи здорово облегчит ваш кошелек. Нас было пятеро – двое взрослых и трое детей. Детьми местная туриндустрия признает людей в возрасте до 12 лет. Младшей дочери было как раз 12, но детский билет ей в кассе речного вокзала уже не продали. Скандалить и портить настроение себе мы не стали. Итого – пять взрослых билетов, в стоимость которых включен проезд и экскурсия. Каждый по 2 750 рублей + 100 рублей вроде как “за вход на остров”, то есть этот сбор платят все – даже те, кто не будет слушать экскурсию. Умножаем 2 850 на 5 и получаем 14 250 рублей. Накиньте желание детей покушать после трехчасовой прогулки и их набег на сувенирную лавку. И получается очень недурной бизнес у господ.
Третье. За свои тысячи рублей вы увидите далеко не всю экспозицию.
Вы поймете это только потом, стоя у информационного щита. Отчего туристов водят только по южному окончанию острова, да и то не везде – неясно. Вот, полюбуйтесь на карту. Внизу виден причал, а гулять вы пойдете направо. И все, что левее причала вы не сможете увидеть.

Кто-то делает хитрее – едет на Кижи и гуляет по собственному маршруту отведенное время, чтобы успеть на свой “Метеор”. Разумеется, без всякой экскурсии. Но мы были с детьми. И лишать их возможности послушать экскурсовода мы не хотели. Возвращаться на остров еще раз, чтобы увидеть неувиденное – накладно. Кстати, правила запрещают находиться на острове после закрытия музея. Поэтому закатные фото и прочие прелести – только для аккредитованных профи.
А теперь немного путевых заметок.
Проплывая кижско-онежские шхеры, внимательно рассматривайте островки. Их много. Они мелкие. На них живут люди. И не только. То и дело мелькали мельницы, храмы, интересные домики. Чтобы осмотреть их, надо путешествовать на личном катере. А так – мимолетный взгляд и кривоватый кадр по пути в музей, где все строения, кроме родного погостного тройника, специально привезенные и расставленные. То есть все эти “Метеоры” и “Кометы” с туристами плывут мимо настоящей жизни ради жизни законсервированной.

После приплытия всех туристов делят на группы и выдают экскурсовода. Нам повезло. Вот эта дама, чье имя я, к сожалению, уже не помню, рассказывала очень увлекательно и грамотно. Я даже забыла, что вообще не очень люблю экскурсии с таким количеством участников.

Второй группе не повезло – их водил дядя, который куда-то спешил и был скуп на объяснения. Хочу также сказать, что мы были на Кижах в самый сезон, а потому группы буквально толкались в экспозициях. Даже фотографировать спокойно не получалось.
Самая главная ценность Кижей – это то, что тут стоит уже несколько веков. Я говорю про храмовый тройник. Погосты-тройники – это отличительная черта именно деревянного Русского Севера.

Самым крупным сооружением тройника-погоста традиционно была летняя церковь. Богослужения в ней начинались с Пасхи и продолжались вплоть до Успения, то есть до первых осенних холодов. Летняя церковь была лишена средств отопления и теплоизоляции, а потому прекрасно продувалась, что полезно для дерева и необходимо для большого скопления народа. Обычно именно летняя церковь в тройнике имела самое богатое убранство и была главной гордостью прихода. Ну, и как вы уже знаете, что погост – это не кладбище, а скорее центр сельской агломерации.
Двадцатидвухглавая (!!!) церковь Преображения Господня была построена в 1714 году на месте одноимённой шатровой церкви, сгоревшей в 1694 году. Высота храма – 37 метров!
Разумеется, есть легенда, согласно которой срубил её одним топором плотник Нестор. Естественно, без единого гвоздя. А чтобы отбить себе желание повторять подобный шедевр, забросил он топор свой в Онежское озеро. Правды в этой сказке мало. Имя строителя время не сохранило, а гвозди в постройке все же встречаются – в куполах. Наравне с деревянными штапиками. Ну, и топор северный плотник ценил больше жизни.
Самая моя печаль – так это то, что жемчужина музея уже не первый год стоит на металлическом каркасе и домкратах – реставрация. Дерево, как вы понимаете, не вечно. О нынешней реставрации методом лифтинга и замены сгнивших бревен на новые в интернете написано множество мнений, но я не стану углубляться в это, ибо далека от этой темы. Строение впечатляет и покоряет разом. Даже в полуразобранном состоянии. Создается впечатление, что церковь так стремилась ввысь, что наконец-то главки готовы улететь и реально улетают. Этот храм хорош, даже если все бревна в нем будут новыми.

Внутрь, понятное дело, мы не попали.

Второй элемент тройника – зимняя церковь. Она как раз должна была согревать прихожан во время служб в холодное время года – с Успения и вплоть до Пасхи. На совсем уж крайних северных рубежах в нынешних Мурманской или Архангельской областях и дольше Пасхи. Зимний храм утепляли, в нем были печи, а размер – в полтора-два раза меньше, чем у летнего храма. Тесновато, но зато тепло. Непременный атрибут для большинства северных зимних церквей – это обширная трапезная. Она была самым многофункциональным помещением на Русском Севере. То есть это не просто трапезная, но и общественная приемная, и даже судилище. Забавно, но описываются случаи, когда в церковной трапезной дело нередко доходило до рукоприкладства – спорные вопросы в общине всегда находились. Зимняя церковь традиционно имела более скромное внешнее оформление, чем летняя. Но и тут известны исключения. Покровская церковь Кижского погоста – как раз им и является.

Зимняя Покровская церковь построена на полвека позже летней Преображенской – в 1764 году. И несмотря на традиции зимних храмов, она лишь немногим ниже соседки – высота 27 метров. Зодчие этого чуда тоже неизвестны. Но вписали они зимний храм рядом с пирамидальным летним крайне мастерски. Восемь главок окружают девятую, а десятая стоит над алтарем. Ощущение, что зимний храм расширяется кверху – абсолютное!

В зимний храм можно зайти и посмотреть интерьеры. Иконостас не резной, а тябловый, то есть состоящий просто из деревянных балок. Иконы – практически все родные, что вообще чудо. Они были вывезены во время войны в Финляндию, где обнаружены, а потом и возвращены.

Кстати, мастерство северных плотников – в деталях. Они все знали о том, как защитить дерево и сделать это красиво. Присмотритесь – видите ломаный зубчатый фронтонный пояс? В его нижних точках торчат носики водометов 🙂 Потому что это не просто легкомысленное украшательство, а приспособление для того, чтобы вода не попадала на стены храма.

Ну, и, наконец, третий элемент тройника – колокольня. Непременно отдельно стоящая. На Кижах она вовсе не является ровесницей храмов. Построена в 1863 году на месте ветхой прежней. Выглядит скромно, но роль свою играет справно – составляет единый ансамбль.

Смотрится даже скучновато, так как обшита досками. Считалось, что это культурнее, так как более приближенно к каменным сооружениям. Никаких украшений она не имеет. Словно через век фантазия выскользнула из плотницких рук.

Этот тройник, к слову, обладает и четвертым элементом – оградой. От оригинальной осталась только каменная часть, а потому деревянная была воссоздана в 1959 году по примеру сохранившихся северных оград. С двухскатным навесом, одной башенкой и воротами.

Кладбище на погосте тоже присутствует. Только большая часть крестов-голбцов безымянна. И нашей группе, видимо, из экономии времени, не рассказали о потрясающем человеке, который прожил сказочную жизнь, а завершив ее, лег в землю кижского погоста.

Это был обычный олонецкий крестьянин по имени Трофим Григорьевич Рябинин. Он родился неподалеку от острова Кижи, на пути к селу Сенная Губа, что на большом Клименецком острове, в деревеньке Гарницы в 1801 году. Год его рождения был установлен исследователями по храмовым метрическим книгам. Рано осиротев, Трофим рос “в миру”: крестьянская община давала ему возможность заработать починкой рыболовных сетей. Когда работы много, а большая часть года – сумеречная зима, люди обычно поют или что-то рассказывают.
Вот и Трофим с детства слушал всякое. Филолог бы сегодня сказал, что это были былины, исторические песни, духовные стихи и прочее. Однако ни один филолог тогда еще не проник в мир Заонежья, где на бревенчатой стене плясали тени склонившихся над сетями людей, рассказывающих друг другу про русских богатырей, прежних царей, идолищ поганых и сказочных красавиц.
Став взрослым и обзаведясь семьей, Трофим поселился на острове Кижи в стоящей тут деревеньке Середка, входившей в состав погоста. Жизнь он прожил обычную, крестьянскую. И все, что отличало его от остальных – талант сказителя и потрясающая память на сотни былин и песен.
Уходя на промысел, Трофима наперебой звали в свои артели товарищи: “Если бы к нам пошел, мы бы на тебя работали, лишь бы нам сказывал, а мы тебя все бы слушали”. Слава бежала впереди этого скромного человека. Уже в 50-х годах XIX столетия к Трофиму Григорьевичу начали приезжать университетские профессора-фольклористы. Все они были поражены репертуаром сказителя, его памятью и яркостью образов. Читал Рябинин изумительно, нараспев. Особенно любил былины “Добрыня и змей”, “Илья и Калин-царь”, “Вольга и Микула”, “Садко”.

По инициативе Русского географического общества зимой 1871 – 1872 года Рябинин неоднократно выступал с пением былин перед общественностью Петербурга. Сказитель был также приглашен на заседание Отделения этнографии географического общества, которое приняло решение наградить Трофима Григорьевича серебряной медалью и выдало ему денежное вознаграждение.
Композитор Модест Петрович Мусоргский сделал запись знаменитого “рябининского напева” и позже обратился к нему в работе над оперой “Борис Годунов”.
В декабре того же года поясной графический портрет Рябинина написал художник Репин, работавший в то время над картиной “Славянские композиторы”. А редакция журнала “Русская старина” обратилась к фотографу Доссу с просьбой сделать фотопортрет Рябинина. Академик Серяков сделал с фотокарточки гравюру. Вот она с просторов сети.

Словом, этому человеку мы обязаны тем, что русские былины стали текстами, которые мы с детства читаем в книжках и учебниках, а нынешняя детвора так любит познавать в мультфильмах. И невозможно объяснить, почему экскурсоводы не рассказывают об этом человеке, который в 1885 году лег в землю Кижского погоста у стен зимней Покровской церкви.
Осмотрев тройник, туристов ведут к ближайшему дому, который воплощает собой не просто жилище, а весь крестьянский космос с тысячью его смыслов, образов и миров. Северный дом – это корабль, ковчег, в котором плывет многочисленная семья хозяина по буграм белых сугробов или волнам зеленых трав, по реке времени. И все тут создано для того, чтобы сделать эту жизнь удобной и безопасной.
Это традиционный для Заонежья дом-комплекс типа “кошель”. Построен в 1876 году. Принадлежал зажиточной семье Ошевневых. Этот старинный крестьянский род известен в Кижах с конца XVII века. Было время, когда в доме проживала семья из 18 человек. Перевезен на Кижи в 1951 году. Под одной крышей находятся как жилые, так и хозяйственные постройки, что позволяет домочадцам практически не выходить во двор в холодное время года.

Обратите внимание на пандус – это взвоз, по которому лошадь с телегой могли подняться в высокий двор на погрузку или разгрузку.

Дом красив в деталях. Его можно рассматривать, как отличную книгу. Конек дома сделан “уткой”, которая и несет избу сквозь время по “солнечному пути” – то есть по резному полотенцу с солярными знаками. Все тут символично, все оберег.

Вид с гульбища, то есть балкона.

Внутри дома – воссозданная обстановка.

Супружеский хозяйский угол. Кровати подлинные и поражают своими маленькими размерами. Как тут помещались два взрослых человека – непонятно. Экскурсовод успокаивает: мол, раньше народ помельче ростом был и задов таких не наедал, ибо работал много. А подзор у кровати – с обережными птицами и деревом жизни да изобилия.

Фотографировала полотенце на старом мутном зеркале, а в нем отразилась наша Вера 🙂

Тут же доме сидит вышивальщица. Медитативное занятие все ж.

Вот они – птица и богиня Макошь с опущенными руками, то есть силу отдающая. Одни символы. Каждый стежок красной нити неслучаен.

Показали и хозяйственные помещения. Все то же – ощущение добротности и ожидание, что вот-вот скрипнет дверца, и склонившись под притолокой, зайдет хозяин.

Лодка-кижанка. Тут раньше на таких все передвигались. Зря что ли жили на островах? 🙂
Кижанка сохранилась в Заонежье неизменной по причине удаленности от больших торговых путей и от влияния новой техники. Технология изготовления базируется на использовании все тех же плотницких приемов. Применяются широкие доски. Когда-то эти доски были не пиленые, а тесаные. В дело шли тонкие корни и нижняя часть ствола ели или ивовые ветви. На изготовление такой лодки уходило до трех недель. Белую, еще не смоленую лодку опускали на воду и смотрели, где течет. Это был момент истины: слава мастеру или позор. Только после этого ее смолили — пропитывали горячей древесной смолой. И сейчас, говорят, есть еще мастера, которые делают кижанки так же, как делали прадеды.

Эх, погулять бы там денек самостоятельно…

Неподалеку сидел мастер с топором. Делал он незамысловатые игрушки-чурочки по 1,5 тысячи за штуку. Экскурсовод ничего не рассказывала около этого действа, а ведь могла бы. Ведь человек с топором – это и есть Русский Север. Тут человека младенцем клали в деревянную колыбель, он играл в деревянные игрушки, рос в деревянном доме, ел из деревянной миски деревянной ложкой, ходил в деревянный храм, молился на деревянные иконы, всю жизнь рубил лес и тесал его, а на закате жизни ложился в деревянную домовину. Тут отношение к дереву сакрально.

Плотники Русского Севера не знали себе равных по мастерству. Форма древнерусского топора сохранилась до XIX века. Это была настоящая секира! На чуть изогнутую рукоять насаживали длинное серпообразное лезвие с вытянутым носком и прямой пяточкой. Длина лезвия составляла около 35 см, а общая длина с рукоятью – почти метр. Таким топором можно не только обтесать бревно или плаху, но, наверное, смело можно было идти на битву с супостатом.
Работа плотника физически очень тяжелая, требующая большого расхода энергии, поэтому плотников кормили мясными щами даже в разгар сенокоса и в пост. Молодой же работник, обычно подросток, начинал постигать плотницкое искусство с обычного топорища. Сделать топорище из сухой березовой заготовки – значит сдать первый экзамен.
Топор – это кормилец. И отношение к нему было особым. Просить у кого-либо инструмент, особенно топор, на Русском Севере считалось дурным тоном. Давали неохотно и вовсе не из скопидомства. Топор у каждого плотника был как бы продолжением рук, к нему привыкали, делали топорище сообразно своим особенностям. Хороший плотник не мог работать чужим топором. Если работник возьмет не свой инструмент, то у него вскоре появятся неприятные ощущения в суставах, а на ладонях – мозоли: несподручно. Времени на заточку топоров никогда не жалели.
Топор никогда не оставляли воткнутым в бревно или чурбак и не ставили к стене, а только клали под лавку. Вспомним детскую загадку: “Кланяется, кланяется, придет домой – растянется”. Именно растянется под лавкой, причем топор разворачивали лезвием к стене, чтобы никто случайно не поранился.

Осмотрели еще один дом, заглянули в баню, насколько можно заглянуть в нее, когда группа состоит из 25 человек.

А вот последний объект, где нас сопровождал экскурсовод – церковь Воскрешения Лазаря, построенная до XVIвека и привезенная на Кижи из Пудожского района. Потрясающая простота и гармония.

Внутри тоже есть, на что посмотреть. Это небо. Спаситель в окружении святых.

После этого нам сказали, что у нас есть еще один час, и мы совершенно свободны. Главное – не опоздать на причал.

Мы пошли бродить вдоль южного залива, куда экскурсия не дошла.
Это столбовая мельница, построенная в 1928 году, то есть уже в советские годы, крестьянином Биканиным в деревне Волкостров. Памятник федерального значения.

Дом крестьянина Сергеева из Онежского района, деревни Логморучей. Год постройки – 1910.

Светлые бревна в доме – это результат реконструкции.

А это самое страшное огородное пугало из всех, что я вообще видела. Висельник! Увидишь в сумерках на ветерке – с ума сойдешь 🙂

Вот такой вид оттуда, куда мы отправились. Чудесно.

А вот и кижанки. Во всей красе!

Дом этот тоже с взвозом.

Сушатся сети. Когда-то обычная картина. Да и то в старину бы сказали, что сетей у хозяина мало и, должно быть, живет он худо.

Исторической обстановки в избе нет. Там экспозиция бытовых вещиц. А это ее скучающий смотритель и его дрессированный галчонок. Чем только не займешься, пока экскурсоводы не водят к тебе группы 🙂

Тот же дом.

А это кузница. Кузнец – еще одна почетная специальность на селе. Кузнецу даже приписывались свойства колдуна. К сожалению, осмотреть объект не получилось – кузница была закрыта.

Так как время кончалось, мы отправились обратно. С удивлением обнаружили, что вторую группу экскурсовод только что отпустил. Он был довольно медленным. И теперь у людей не оставалось времени на самостоятельную прогулку. Пусть даже такую краткую, как у нас.

Персонал и многочисленные таблички просили ходить только по настилу, чтобы не наступить на змей, которых на Кижах довольно много. А я чуть не наступила на нее именно на помосте. Грелась на солнышке, гадюка такая 🙂

Потом я отправилась с детьми на причал с его кафе и сувенирами, а Василий мельком заглянул еще в одну часть острова, которую туристам почему-то не показывают. Кстати, недалеко от причала.
Это поклонный крест 1763 года. Стоит под крышей. Вывезен из Чуйнаволока Пряжинского района.

И дома там не менее интересные. Дом Яковлева, построен в 1880 году артелью плотников и самим хозяином.

Сколько солнышек по фасаду! 🙂

Амбар.

Теплоходы дают понять, сколько туристов за день принимают Кижи.

А мы уплываем. Уставший капитан в тапочках стартует обратно в Петрозаводск.

День на Кижах оставил противоречивое чувство. Посещение музея в высокий сезон лишает возможности почувствовать место. Завидую одному господину, который выложил в своем ЖЖ фотографии совершенно пустынных Кижей пасмурно-дождливой осенью. То ли фотограф – мастер, то ли рыжая тоска в пепельном тумане так хороша, но тоже захотелось увидеть Кижи в другой сезон, без этого бега по паре-тройке экспозиций.
Место, безусловно, уникальное. И ему прощаешь проделки российской туриндустрии – бессмысленной и беспощадной.

Далее… Ахинкоски: тихие зори на бешеной реке